Афанасий Фет, оказывается, служил в уланском полку. Впрочем, с такой-то наследственностью

читать дальше«Ровно через двое суток мы были уже в Клейменове, где, к нашему прискорбию, никого в доме не застали: отец с Надей дня за два перед тем переехали за 30 верст в Новосёлки. Так как до вечера было еще далеко, а экипажи были увезены в Новосёлки, то я советовал брату отдохнуть с дороги, а сам намеревался уехать верхом в Новоселки. Брат непременно захотел также ехать со мною верхом, и я никак не мог отклонить его намерения.
Часа через полтора мы слезли с лошадей у Новосельского крыльца: я — как ни в чем не бывало, а непривычный студент — в виде заржавевшего циркуля, у которого ножки не смыкаются.
— Что ж ты его не поберёг? — спросил меня отец. Но когда я рассказал ему про настойчивость брата, старик прибавил:
— Вперёд наука: не спросясь броду, не суйся в воду.
(...)
Наконец-то и лошади мои добрались благополучно до Новосёлок, и так как парадная лошадь была отцовского завода, то ему очень хотелось видеть её под седлом. Хотя Фелькерзам (так звали коня) еще не прошёл всех тонкостей манежной езды, тем не менее я мог для всех устроить перед домом карусель, подвергаясь критике двух бывших улан (отца, не покидавшего седла до смерти, и зятя Александра Никитича). Оба восхищались ездою и ходом лошади, но посадкой моею остались недовольны. Александр Никитич сказал: "сидит немудро, а рука золотая".
(...)
Мне было 32 года от роду, когда я во второй раз приехал в отцовскую Грайворонку, где мы с братом Петрушей поместились в трёх комнатах старинного дедовского флигеля. (...)
На другой же день по приезде восьмидесятилетнему отцу подвели его верховую лошадь, и он в сопровождении приказчика и старост поехал осматривать как собственные, так и крестьянские поля, где ничто не укрывалось от его зоркого хозяйственного взгляда. Полевое хозяйство он всюду держал на примерной высоте, и его крестьяне отличались, особенно на Грайворонке, благосостоянием».

А во время Крымской войны его полк прикрывал прибалтийское побережье от английских десантов. Об этом у Фета много случайных и пустячных воспоминаний о повседневности войны: о том, как удалось по дешёвке купить беседку у побережья в окрестностях Ревеля (владелец земли боялся английских фрегатов, стоявших в паре миль от берега, а офицеры - нет, и ночевать в одиночку в паре сотен метров от берега им было не страшно). Как красивы и похожи на больших хищных птиц были британские фрегаты под парусами (а под парами, по наблюдениям Фета, пароходофрегаты ходили нечасто - экономили уголь), и о заинтересованном наблюдении с берега - попадёт или не попадёт один такой фрегат, быстро и уверенно шедший туда, где, как совершенно точно знали присутствующие, его поджидала незаметная подводная скала. Скалу с корабля все-таки заметили - сбавили ход и развернулись. "Не судьба" О том, как в одном-двух безлюдных местах англичане таки высаживались, но все их военные подвиги состояли в том, что доблестные матросы-десантники застрелили в поле из своих штуцеров одну или двух убегавших от них баб-крестьянок. О том, как глупо было, по мнению Фета, ставить на охрану побережья улан, главной силою которых были их пики и сабли, а карабины только скромным дополнением, против вероятного морского десанта стрелков-штуцерников, и о том, как вели переговоры с англичанами с этих самых фрегатов - оказалось, те ещё более опасались незнакомого им побережья, утыканного, как они думали, вооружёнными до зубов ужасными русскими и их крепостями, и опасались без разрешения подойти к берегу за пресной водой. Сигарет с ними уланы покурили (чем спровоцировали выговор на свою голову, когда об этой совместной раскурке в Петербурге узнали из берлинских газет), но воды набрать всё равно не разрешили, ибо нефиг. В конце концов эскадра ушла. А своего охотничьего пса, как читатель узнает из более поздних глав воспоминаний, Фет будет называть Непиром.

(с) А.А.Фет. Мои воспоминания (1890)
См.: az.lib.ru/f/fet_a_a/text_0170.shtml