Уже которую ночь, если удаётся поспать, снится всякая чепуха. И сна мало, и картинки те ещё.
Резко и вдруг очухиваюсь на арене, босиком, с голыми руками, раскалённый песок по щиколотку, солнце в глаза, жара и орущие трибуны, посреди кучки в десяток-полтора точно таких же полуголых, протирающих глаза людей. Чей-то хорошо поставленный бас сверху: "А теперь вы будете сражаться камнями!" - и многоголосый вопль с трибун и овации, и чья-то гигантская рука высыпает пригоршней на нас сверху кучу камней, всяких и разных, пришибая тех, кто не отскочил, и я понимаю, что все мы тут гладиаторы. Потом я отплёвываюсь от поднявшейся при падении пыли и песка, и перекатами выбираюсь из немедленно начавшейся свалки, и в обеих руках уже по длинному обломку-отщепу с острыми краями - то, что под руку попалось, и приходится вертеться ужом и работать по кругу, стараясь выскочить на периферию свалки, чтобы очистить спину. Разминулся секущими с кем-то незнакомым, инерцией меня разворачивает влево, слева же возникает кто-то ещё - аккурат под продолжающийся хлыст правым отщепом, и меня будит и выкидывает из сна хлещущий по моему лицу веер горячих и тяжёлых капель, вылетающих из распоротых моим "хлыстом" чужой шеи, щеки и переносицы...
Пора проветривать на ночь берлогу.